Культура — уникальный инструмент для консервации общего и частного опыта под ледяной коркой времени. Сохраняя его в артефактах искусства, она оставляет нам возможность его перепроживания и коммуникации между поколениями даже за пределами срока человеческой жизни.

Что предыдущие поколения оставляют нам в наследство? Можем ли мы выбирать — присвоить его или отказаться? Существует ли коллективная память? Если да — какие есть способы обратиться к ней на индивидуальном уровне?

При помощи языка визуального искусства мы поговорим о цикличности истории, о природе памяти и забвения, о наследовании и переработке опыта.

Выставка задумана как встреча между художниками разных поколений. Она будет состоять из произведений коллекции галереи; работ костромских художников, заявивших о себе еще в середине 80х годов и действующие и сегодня, а также молодых художников, выстраивая диалог между поколениями и временами.

Эта выставка задумана как встреча между художниками разных поколений и вдохновлена одноименной книгой Алейды Ассман, историка и культурного антрополога, работающего с темой культурной памяти. Она состоит из произведений коллекции галереи, работ костромских художников, заявивших о себе еще в середине 80-х годов и действующие и сегодня, а также молодых художников.

Территория индивидуальной памяти — аномальная зона, населенная призраками прошлого и миражами, возникающими на границе прошлого и настоящего. Это гибкая среда, позволяющая конструировать собственные ландшафты, изменчивые и податливые. В них можно укрыться, ментально сохраняя себя в целостности.

Когда с нами происходят сложные события, стремясь защитить психику от разрушения, мы можем отстраняться, как бы наблюдая за происходящим со стороны. Затем, когда непосредственная опасность миновала, мы получаем доступ к проживанию эмоций, если необходимо — гореванию об утратах. Существует соблазн не воспользоваться им и остаться в состоянии отстраненности, которая создает иллюзию безопасности, вытеснить тяжелые эмоции в подсознание и жить дальше. Тогда и рождается травма — не в момент получения повреждений, а в момент замалчивания и отрицания. И она непременно даст о себе знать, как неправильно сросшаяся кость. Когда речь идет о коллективной травме, процесс может занять целую жизнь не одного поколения. Как же быть в ситуации, когда травма живет дольше ее носителей? Тут на помощь приходит культура. История консервирует общий и частный опыт, к которому пока невозможно прикоснуться из-за остроты пережитого, под ледяной коркой времени в артефактах культуры и сохраняет возможность для его проживания потомками. Отрицая или переписывая воспоминания о прошлом, мы обречены на повторение исторических нарративов в уже новом контексте.

Ни одно произведение, сохранившееся благодаря и вопреки музейной, идеологической и политической селекции, не сохраняется в вакууме — среда меняется и задает им новую рамку. Какие-то остаются молчать, но многие оживают в новом свете, «ревитализируются из поколения в поколение через соприкосновение с меняющейся современностью». И вот мы стоим перед ними спустя дни, месяцы, годы и десятилетия, поглощая заложенные в них образы и предчувствия, насыщая их собственными ассоциациями, преломляя сквозь оптику нашего временного разлома.

С кем-то из художников нам удастся пообщаться и перенять частицу опыта. Кто-то уже ушел и передал вербальные и невысказанные послания детям, и они несут их дальше. А кто-то еще только учится говорить и формулировать мысли.

Что мы оставим в наследство юным художникам и зрителям? Захотят ли они его принять?

I Сохранение

Индивидуальная память — ненадежное вместилище для хранения воспоминаний, чтобы сберечь их надолго необходим менее хрупкий и более долговечный контейнер.

Искусство может в этом помочь. На картине Татьяны Виноградовой «Без названия», вдохновленной живописью Поля Сезанна, изображены две сестры, одна из которых жива, а другая умерла. Цвет как инструмент создания композиции играет здесь важную роль. Это история о жизни (которую символизирует солнечный желтый) и смерти (синий). Искусство помогает сохранить память о человеке, которого больше нет с нами, и воспроизводит в пространстве работы желанную, но невозможную ситуацию присутствия.

Скульптура Владимира Смирнова «Пластика» посвящена жене художника Нине и сохраняет в бронзе чувство любви спустя годы, когда их обоих уже нет в живых.

«Город» Натальи Булдаковой хранит экзистенциальное состояние художницы, которое при взаимодействии с картиной можно разделить и сегодня, а «Белые ночи» Валерия Бабина — воспоминания об уральском детстве автора.

II Переписывание

Когда мы сталкиваемся со сложными переживаниями, возникает желание изменить воспоминания на более светлые. Работа молодого художника Дмитрия Юдникова «Кратима» содержит семь слоев краски и посвящена трагической истории, произошедшей в Костроме в январе 2022 — один сюжет сменял другой, пока не был найден конечный, изображающий хор ангелов.

В этом процессе важно вовремя остановиться, ведь в какой-то момент можно потерять нить истории, и наслоившиеся воспоминания становятся похожи на темную массу, где уже сложно разобрать, где правда — а где вымысел.

Работа Сергея Пшизова «Мой дом плывет по розовой реке» вызывает ассоциации с лентами времени, испещренными насечками, запутавшимися в клубок, а «Развалины эпохи» Дмитрия Юдникова были написаны на холсте, найденном в здании бывшего Костромского НИИ льняной промышленности спустя годы.

III Передача

Человек конечен телесно, но память может продлить его жизнь для других людей.

В этой части зала мы видим работу «Женщины и шинели», рассказывающую нам о послевоенном опыте наших прабабушек, которые лишились мужей и отцов. Вместе с памятью о довоенной жизни и любви им досталась необходимость возложить на себя мужские обязанности.

Мы не можем понять кто мы без знания, откуда мы пришли. Зачастую мы теряем контакт даже с предыдущим поколением, что и говорить о далеких предках. Порой молодое поколение закрывается от прошлого, а старшее отказывается видеть, какое направление выбирают их потомки.

Но так происходит не всегда — контакт возможен. В основе работы Дмитрия Юдникова «Сын» — счастливое воспоминание из детства, когда Дима учился делать оригами и был целиком и полностью поглощен процессом. Теперь его сын Платон занимается этим с таким же упоением, а еще начинает свой путь как художник — его работу мы можем увидеть напротив.

Ей вторит другая работа с аналогичным названием, под авторством Владимира Тюрина — мальчик (на поколение старше Платона) робко стоит среди толпы людей перед лицом жизни. Эту работу также вдохновило воспоминание — о том, как художник забирал сына из детского сада и застал его, беззащитного, среди снующих вокруг чужих родителей. Сколько поколений женщин и мужчин стоят за спиной каждого ребенка и приводят его в ту точку, в которой он появился на свет? И что дарят ему в напутствие, чего от него ждут?

Кроме личных историй мы передаем детям и социальные конструкты и архетипы — например, представления о том, какими должны быть мужчина или женщина. Эстонский художник костромского происхождения Кузя Зверев рассуждает в своих автобиографичных работах о маскулинности (социальном определении мужественности), и при помощи альтер-эго — «мальчика тонконогого» — признает ее кризис в себе. Но даже обретя все атрибуты статуса и всевозможные подтверждения мужественности, невозможно спрятать такие человеческие проявления «слабости» как способность, например, бояться.

Наше прошлое — это черный ящик, и непросто расшифровать послания, которые он в себе содержит. Коллективная память наших предков, которые стоят за нашими спинами, может быть тяжелым грузом, если отрицать ее и замалчивать внутри семьи. Нужна смелость, чтобы столкнуться с ней — но результат того стоит.